По утрам постояльцев гостиницы будят крики павлинов. Поразительно похожие на кошачье мяуканье, но более призывные и зычные, они возникают над приморским парком, несутся к горной гряде, отражаются от нее и исчезают в море. Царит купальный сезон. Прозрачная вода неспешно перебирает прибрежную гальку. Одинокая чайка подолгу, точно кого-то разыскивая, зависает над пляжем. В некотором отдалении от разноцветных тентов, шезлонгов и купальных костюмов сидит человек. Рядом с ним надпись: "Уроки хождения по водам".

Я останавливаюсь. Хождение по водам... Да неужто этому можно кого-то обучить?! "Конечно, - говорит он, словно угадав мои мысли, - вот только всех, к сожалению, не обучишь. Некоторым уже никогда не пойти, и они это знают, вернее чувствуют... но все равно требуют, чтобы учил. Привычка у них такая, что ли? Откажешь - злятся: ни черта, мол, не умеешь... И идут брать на прокат лодки. Вот детей можно обучить хоть всех подряд. Только детей - мне запретили: говорят, если увидим, что дети ходят, вовсе прикроем эту лавочку, - он грустно улыбается. - Лавочку... словно я за деньги. Взгляните, вон спускается девушка; сегодня она уже пойдет; сначала вместе со мной, а потом одна. Одной даже легче, - легче верить в невероятное..."

Они стоят у самой воды - он, покрытый легким загаром, и белокурая девушка. Я вижу, как он начинает входить в море. Не погружаясь, он ступает медленно и легко, как человек, несущий воду, но оставивший ее тяжесть в колодце. Затем оборачивается и жестом приглашает девушку. Та мгновение колеблется, потом, вся трепеща и затаив дыхание, ступает на зыбкую гладь. Они идут рядом, и он слегка придерживает ее за локоть, будто из вежливости: наконец, оставляет одну и поворачивает к берегу.

А девушка постепенно удаляется, и в бликах летнего солнца начинает казаться, что все это призрачно, нет никакой девушки, и только бескрайняя морская гладь, залита колеблющимся, мерцающим светом.