Жила была, страна, в которой однажды, после «большой мясорубки», как в просторечии люди называют кровавую бойню, решили наладить производство запчастей для человека.
После окончания всех войн нужда в них была великая!
Это и понятно - когда шла большая рубка, о мелких органах не помышляли. Не до того было!
Но когда наступила мирная жизнь, тогда пришло время думать и о «мелочах». Потому, что воевать, стрелять, убивать или быть убитым, без них ещё как-то можно, но жить и работать уже ни как!
После длительной и масштабной мясорубки, вопрос о «запчастях» встал как вопрос о выживании страны!
Требовались новые органы.
Программу налаживания, производства «запчастей» развернули на общегосударственном уровне, «при поддержке и одобрении народа».
Собственно, никакого настоящего «налаженного производства» не делали, поскольку и так налаживать нужно было много чего. Новое техническое производство трудно и редко, поэтому и воспользовались старой, испробованной системой. Особо не надеясь на технические новшества, решили выращивать «запчасти» естественным путём.
Воспользовались старыми технологиями. Брали от людей-добровольцев прототип сырья, доводили до кондиции, помещали в ясли для проверки на жизнеспособность, а затем, уже для доводки полуфабриката, отправляли в детсады.
Производство было длительным, но не дорогостоящим.
Время шло, и общее успешное развитие государства требовало доработки всех Программ, в том числе и «Программы поставки запчастей для человека».
Доработка требовалась ещё и потому, что теперь уже нужно было обеспечивать достаточную функциональность органов-запчастей. Её, в обществе с развивающейся высокотехнологической промышленностью, могла обеспечить школьная программа для «временных носителей» запчастей.
К тому же Школьная программа позволяла обнаружить и отсеять тех, кто не мог быть загружен достаточным количеством информации, а значит не годился в будущем для использования по назначению.
Школьное образование стало обязательным! Уклонение от него каралось тюремным заключением.
Да и жизнь сама требовала этого. С одной стороны потому, что нужна была информационная совместимость с людьми, которые будут эти органы принимать.
Эксперты, поставщики органов, шутили:
- Промышленность требует информации, «сидящей в печёнках».
С другой стороны и дальновидные учёные начинали понимать значение «памяти роста» для дальнейшей работы внутренних органов, и вплотную приближались к открытию памяти даже в генах.
С третьей стороны, поджимали и «зелёные».
Им за это нужно отдать должное, поскольку они, своими протестами, вытребовали у общественного мнения «человеческих» условий и гуманного отношения ко всякой живности, которая своей жизнью служила человечеству!
Ну, а живность, которая выращивала в себе запчасти для человека, была ещё и похожа на нас с вами. Хоть и создавалась не людским способом, но не как-нибудь, а «по образу и подобию» человека!
Развитие шло вперёд и времена сменялись. Как сменилось вместе с ними и руководство Программы. Новое, прогрессивное руководство, пришедшее на смену отцам-основателям, учло опыт предшественников и допущенные ошибки. И позаботилось основательно о настоящем школьном образовании для «доноров», как «эту живность» теперь начали называть официально.
- Для физического роста, - рассуждало это новое руководство, - можно обойтись и оптимальным минимумом. Но информационная насыщенность и совместимость органов на момент их готовности к выходу на рынок, повышает ставки значительно!
Чтобы не возникало проблем ни с «зелёными», ни со своим персоналом, который будет работать в школах для «доноров», новое руководство установило особую систему ваяния нужного образа (образо-ва(я)ние) в будущих «донорах», предотвращающую всякою возможность ре-мыслия* во внутреннем развитии «школьников».
Поскольку «доноры» производились из человеческого сырья, сдаваемого добровольцами, вероятность, что вкрапления душевной сущности могли проскочить через все фильтры, была довольно высокой. Например, простейшие элементы её всегда могли попасть внутрь случайно, вместе с первым вдохом «донора» в момент его создания. Но они не должны были поощряться, как проявления не принадлежащей «донорам», привнесённой создателем, из-за несовершенства технологии, субстанции, вредящей исполнению «донорами» их, такого важного для человечества, предназначения …
Поэтому все признаки душевной активности, проявившиеся в школьные годы, скрупулёзно сортировались, оценивались и регистрировались, но ни в коем случае не развивалась дальше.
Спонтанная вдумчивость в информационный материал также была недопустима, поскольку тормозила загрузку. А будущим пользователям «запчастей» требовался совершенно определённый уровень информационной загруженности органов.
Проявление наблюдательности у «донора», что могло привести к появлению посторонней информации, тщательно разрушалось. Это могло привести к самостоятельной установку связей между загружаемым материалом, а это тоже расценивалось как потенциальный ущерб будущим потребителям!
Что же касалось потуг донора-школьника сформировать собственное суждение, вместо подаваемого им, готового и великолепного, то за ними следовало «особенное внимание». Они должны были служить сигналом недостаточной степени загруженности информационным материалом.
Обнаруженные попытки обрести свой опыт воплощения мысли во что-то видимое, или слышимое, или ощутимое, так называемое ре-мыслие, влекло за собой увольнение персонала, подозреваемого в нарушении технологии обучения.
Делалось это для блага «школьников» потому, что не наученным ре-мыслию, т.е. поиску «овеществления мысли» в нашем мире видимой мысли, подопечным Программы, ничего не грозило в будущем. Особо отобранный информационный материал, загруженный в доноров, гарантировал свободу от человеческих мучений этого «ре-мыслия в масштабе мироздания»*.
Это занятие оставлялось тем, для кого, облагодетельствованные Программой, были «донорами».
Вообще все формы внутренних импульсов, не стимулированных наружным воздействием воспитателей, обозначились как фактор «Д». Должны были восприниматься как нечто неуместное персоналом школ и самими «донорами». Не поощряться и, по возможности, гаситься в самом начале их появления.
Неистребимость Фактора «Д», у «в созданных по образу и подобию человека», действительно вызывал недоумение. Его объясняли способностью самой материи, из которой их производили, к проявлению элементов сознания.
- Способности материи к «самовозгораемости», - в шутку называли это, для конспирации от учащихся, - «Эти проявления одухотворённости».
И так же «в шутку», предлагалась мера безопасности:
- На искру нужно дохнуть так сильно, чтобы она не переросла в пламя. Ну а лучше успеть охладить выдохом таких слов, от которых все эти «искры» застыли бы навсегда! А все вопросы о помощи научиться ре-мыслию, очень легко останавливались одним шутливым вопросом:
- Зачем Вам это? Неужели Вы хотите быть ремесленниками?
Заданный с «интеллектуальным ужасом» в голосе, он навсегда вселял в школьников чувство неловкости перед «ремесленничеством», в которое и низводилось ре-мыслие.Такова была в общих чертах эта неформальная, «неписанная» инструкция для персонала школ, в которых жили и учились «доноры».
Делалось это не из-за жестокого отношения к ним. Наоборот, из сочувствия и жалости, даже скорее из человеческого отношения! Не дают же собственных имён животным, родившимся в хозяйстве, чтобы не наделять их душой. Ведь это травмировало, когда наступало время «употреблять» живность! Именно из этих соображений, делалось всё, чтобы блокировать остаточные проявления души у «доноров».
Всё это из осторожности, желания добра, и нежелания травмировать, даже «доноров». Потому, что для каждого из них, рано или поздно, приходило время, когда органы забирались из них, один за другим. Вернее наоборот, когда общество предоставляло им возможность заплатить своими органами долг благодарности перед человечеством, которое произвело их на свет и обеспечило достойными условиями жизни.
Человечество давало им так много! Всё, связанное с миром проявления души в слове или в образе, поделке: стихи, рисунки и картины, скульптурные работы, театральные постановки или спонтанные танцы и песни, просто мечты или сочувствие, документировались, коллекционировались, но объявлялись как не существенные для исполнения растущими «донорами» в будущем своего предназначения.
Дальнейшее развитие этих проявлений блокировались, легко вызываемым у начинающего, замешательством или, сбивающим с толку поощрением, для тех, у кого успел появиться иммунитет против замешательства. Чаще же простым невежеством школьного персонала. Человечество, наделившее жизнью «доноров», заботилось о том, чтобы их не беспокоил Фактор «Д»!
Однако же, все условия, на случай если среди «доноров» всё-таки окажется человек, или, что было более вероятно, кому-то из «доноров» слишком сильно захочется стать человеком, были созданы, и возможности для самопроявления, предоставлены.
Чтобы не оставаться «донором» и выйти из технологического процесса, нужно было иметь свои собственные чувства и мысли, и в них должно было быть достаточно силы, чтобы быть «явлены миру». Поэтому «доноров», наравне со всеми школьниками, обучали искусству выражать свои мысли и чувства вслух или на бумаге. Это могло быть в поэтической или театральной, литературной или в художественной форме. Но декламировать можно было только выученные, чужие стихи. Цитировать можно было только чужие мысли! Их собственные выставлялись как «не имеющие ценности для человечества» и если они не были самодостаточны, и не имели внутренней силы роста и развития, то очень скоро, ещё не окрепший росточек мышления, погибал под натиском…
Самостоятельное мышление, ещё раз повторяю, не поощрялось! Не для этого их отправляли в школу! Вместо этого, всех, от младших до выпускных классов, загружали знаниями, которых они не понимали и которые не могли быть им интересны, но были абсолютно необходимы для предназначения.
Почему была выбрана именно такая форма и зачем это нужно было делать так много лет, никто не объяснял, ссылаясь на то, что «в начале было слово!». Это, в переводе с высокопарного языка на казённый, означало: «нам приказали, вот мы и делали». А в переводе на современный: «нам за это платят».
Но «слово» действительно становилось богом! Поэтому школьникам нужно было выслушивать множество не понятных слов. Потом выучивать все эти слова и обязательно показывать и доказывать, что эти массы выученных «слов», остались в их сознании.
На самом же деле, загрузка знаний в обход разума происходила так: информация втискивалась в головы, формируя сначала речь, потом память, и в конце концов, формируя сознание, порождая особый вид «мышления для оценки». Ре-мыслие, как стремление к воплощению в нечто осязаемое, видимое или слышимое, доведение его до конца, такому мышлению уже было не свойственно и не возможно, потому, что оно не имело способности воплощать себя.
Только тот, кто был человеком от рождения или действительно сильно хотел им стать, имел достаточно дерзости, чтобы иметь свои собственные мысли и чувства, и достаточно умения, чтобы найти форму для их выражения. Но даже выразив их, нужно было иметь достаточно сил и мужества, чтобы выстоять тяжеловесную махину системы, цель существования которой, было «бетонирование места» на котором могло вырасти Древо Мысли!
…
Из воспоминаний одного из «доноров», найденных случайно.
«… и эти предметные знания, информация, это «слово», объявленное богом. Не интересное для нас, и не понятное нам, не нужное и не развивающее. «Слово» вбивалось страхом не справиться, забыть. Впихивалось без особого рассуждения, оставляя нас такими же невежественными. Оно вдалбливалось нам в головы ужасом невыученного урока. Всё это с обязательной неизбежной регулярной проверкой. Там ли оно, хорошо ли удерживается у нас в сознании знание, которого мы не искали, но противопоставить которому, защититься от которого, мы ничем не могли.
Оно делало своё дело, формируя нашу речь, наше сознание, наше восприятие и представление о мире, к которому нам не позволялось приближаться самим. Прикоснуться к нему своими глазами, впитать то, что в нём было волнующего для нас. Увидеть и услышать, пережить его! Вместо этого у нас было только «слово» или «восприятие по памяти», чужой памяти, по которой нам показывали мир. Всё то, что можно было воспринять, уже было воспринято кем-то другим. Нам оно преподносилось обесточенной, безжизненной абстракцией, отражением, тенью того, что существовало где-то, но «было не важным для нашего будущего».
Это было очень действенно, потому, что убивало даже самую малую возможность или шанс, что в ком-то из нас вырастет мысленное древо. У древа, как известно, должны быть корни, как и у мысли, пустившей корни и взрыхлившей почву разума. А вот этого взрыхления и не предполагало школьное образование, загружая нас информацией, тяжелыми блоками или грудой лежащими на пустом месте и не касающейся нашей жизни.
Нам тоже казалось, как в подслушанной шутке, что нас не учат, а заполняют информацией наши органы, поскольку нам самим всё это было безразлично и безрадостно. Интереса не вызывало, а «душ у нас не было», как сказала одна сердобольная женщина.
Наверное, так оно и было, потому, что никто из нас точно не знал, что такое душа и где она находится и как её беречь и лелеять. Мы от этого не расстраивались, подшучивая о том, что мы были «донорами» только для телесных органов. А душа не пересаживалась, поэтому в производстве не задействовалась. Она либо была, либо нет!
О том, что мы доноры, и что наше предназначение - это служение человечеству, и поэтому всё, чему нас учат, не предназначалось для нас самих, мы узнали рано. Раньше, чем мы могли воспринять это как шок. Нам рассказали сразу после переезда в новый интернат, на уроке биологии. Это известие не успело дать росток в наших умах потому, что от скучного перечисления органов, которыми мы в будущем, когда-нибудь, сможем послужить человечеству, за подаренную нам жизнь, наставники перешли к подробному описанию органов интимных. На этом же уроке шёл разговор о сексуальности, и о таком, что нас на тот момент очень занимало. Мы были ещё дети. Кто-то уже успел пережить свой первый поцелуй, а кто-то только бахвалился. Но мы все уже были поглощены подробностями, связанными с этим событием. А учителя как раз и просвещали наши жадные разумы.
Тогда же и тоже мимоходом, мы узнали, что детей у нас никогда не будет, потому, что мы не настоящие люди, а образ и подобие их. И раз мы не родились сами как они, то и от нас никто родиться не может…
Вот так и вошла эта информация о донорстве, о том, что нас разберут на органы, как только мы будем готовы исполнить своё предназначение, окруженное подробностями о поцелуях, о сексе, о проявлениях нежности…
Но когда мы вырастали, и желание создавать семью приходило вместе со временем становиться в очередь к исполнению своего предназначения… Тем, которые влюблялись, и для кого любовь друг к другу могла пересилить чувство долга перед человечеством… «Разрешалось пожить для себя и друг для друга не ограниченное время»! Это было счастьем! Но, не зная как жить для себя по-людски, не наученные, что значит жить и друг для друга, это счастье превращалось в какие-то не людские отношения между «донорами». Счастье было позволено, но однако оно не могло стать сильнее долга… Поэтому даже эти «отступники» возвращались вскоре «в очередь»…
Промучившись довольно долго с вопросом, что такое душа, много позже меня заинтересовал вопрос о мозге. Никто никогда не был донором мозга. Корекс –та часть мозга, в которой происходят процессы свойственные собственно человеку. Не родственная животным, часть мозга… Подобной части нет больше ни у кого. И она занимает четыре пятых всего объёма мозга, который нам не нужен! Мне всегда хотелось узнать, что значит быть человеком. Я спрашивал у людей, не доноров, но они ничего об этом не знают. Интересно, зачем у них есть орган, большую часть которого они не используют? Может быть, люди тоже «доноры» для кого-то?... »
На этом запись в дневнике обрывалась.
........
*«Ре-мыслие в масштабе мироздания» - это поиск и выбор формы воплощения в мир материальный своей мысли, воспроизведение её в мире вещей. Свет и Тьма, прочитанные по-слогово наоборот, т.н. «чаромутие» (см. Платон Лукашевич) раскрылись как Весть и Мать, в переводе означающие, что Человек есть «Весть от Матери Вселенной», которую, рождённый в этот мир человек должен «озвучить своей жизнью». Учась практике ре-мыслию, то есть воплощению своих мыслей, человек может научиться ре-мыслию в масштабе мироздания, то есть воплощению «изначальной Вести, Матери Вселенной в видимый мир» через него, человека. Не овладев искусством ре-мыслия, он так и не понимает, как и зачем родился на Земле.
|
0
